Кнопка «Включение» мобилизует системы зажигания. Кнопка «Заряжено» — систему самоуничтожения. Если ракета выйдет из повиновения, электронный приказ с земли вынудит ракету покончить с собой. Обыкновенную ракету, работающую на керосине, уничтожить несложно. Радиосигнал отключает подачу горючего. Но полыхающее твердое топливо не остановишь. Цилиндр и верхняя часть ракеты содержат шестидесятифунтовый заряд тринитротолуола, присоединенный к капсюлю, отверстие посреди капсюля связано с гремучей ртутью — детонатором, который получит питание от того самого болтающегося провода. Система, как и все прочие системы ракет, управляется по радио. Определенный сигнал на определенной волне включает электрический ток в коробке с часовым механизмом запуска. Ток бежит по кольцу, активизирующему соленоид — железный сердечник внутри кольца. И срабатывает взрыватель — тринитротолуол. В этом случае Фейрфилду тоже трудно было поручиться за результаты. Тринитротолуол может разрушить ракету, но может и взорвать с катастрофическими последствиями.
Если бы мне суждено было стать первым человеком на Луне, и в этом случае я не стал бы путешествовать на «Черном сорокопуте». Пусть другие будут первыми, а Бентолл пока поживет на Земле.
Я сел за машинку, напечатал пронумерованный перечень реквизитов: какие метки на проводах соответствуют каким цилиндрам. Извлек средние показатели из расчетов, описывающих ступенчатую последовательность запуска. Спрятал листок в карман. В этот момент появился Хьюэлл.
— Нет, нет, ни черта не сделал, — выпалил я, прежде чем он разомкнул уста. — Оставьте меня в покое!
— Надолго? — пророкотал он. — Мы начинаем терять терпение.
Я очень встревожен.
— Ну, приходите, допустим, минут через пятнадцать. Пусть кто-нибудь из ваших дежурит под дверью. Я постучу.
Кивнув, он удалился. Я опять переключился на отвлеченные темы. О себе. О своих житейских проблемах. И наконец, о психологах, превозносящих колоссальные возможности человеческого интеллекта, могущество позитивного мышления. И что, мол, если наприказываешь себе тысячу раз на дню быть веселым, и оптимистичным, и здоровым, то так оно и будет. С разными вариациями я опробовал их теории на себе. Попытался вообразить Бентолла согбенным с серебристой шевелюрой. Увы, позитивное мышление в этом случае буксовало. Единственное, что я видел с вопиющей наглядностью, — Бентолл с дыркой в затылке. У ученых еще есть перспектива выжить, но я обречен на смерть. Я знаю почему. Я встал, оторвал шнур от шторы. Вовсе не потому, что решил повеситься, упреждая пытки или расстрел. Скатал шнур в кольцо, спрятал моток в карман и забарабанил по двери. Охранник, топая, ушел.
Через несколько минут дверь снова отворилась. На сей раз они пришли вместе — Леклерк и Хьюэлл. А с ними еще двое китайцев.
— Закончил? — грубо спросил Леклерк.
— Закончил.
— Хорошо. Без промедления берись за дело.
Никаких «спасибо», никаких поздравлений по случаю остроумного разрешения неразрешимой проблемы. А ну-ка, Бентолл, берись за дело — и все.
Я покачал головой:
— Не так сразу. Сперва мне надо побывать в блокгаузе.
— В блокгаузе? — Белесые, словно бы незрячие глаза пытливо изучали меня. — Зачем?
— Там должна находиться пусковая консоль.
— Пусковая консоль?
— Ну да. Ящичек с рычажками и кнопочками для дистанционного управления ракетой.
— Без тебя знаю, — холодно оборвал меня он. — Она не нужна для запуска.
— Не тебе об этом судить, — высокомерно заявил я.
У него не было выбора. Он сдался, хотя без благородного смирения.
Отправил охранника за ключом к капитану, а мы продолжили в молчании свой путь. Это молчание не искрилось дружелюбием, что, впрочем, меня не беспокоило. Разговаривать не хотелось. Хотелось смотреть по сторонам, любоваться сверкающей белизной песка, ослепительным блеском лагуны, синим безоблачным небом. Я вбирал в себя эту красоту долгим ненасытным взглядом — взглядом человека, которому надо насытиться ею на долгое-долгое время.
Блокгауз обладал фундаментальной прочностью средневековой крепости. С единственным отличием: он глубоко врос в землю, верхняя часть возвышалась над грунтом всего на два фута. А над ней торчали три радаpa, три радиоантенны, а также головки четырех перископов, способных чередовать вертикальную позицию с горизонтальной.
Вход — с тыла. Ко входу спускается ступенька. Массивная стальная дверь на массивных петлях, весу в ней с полтонны. Не на мух она рассчитана. На детонацию ста тонн мощнейшей взрывчатки в тысяче ярдов отсюда.
Появился китаец с двумя хромированными ключами. Сунул один в замочную скважину, крутнул разок-другой, дверь легко распахнулась. Он вошел внутрь.
— О Господи! — пробормотал я. — Ну и тюряга.
Помещение и впрямь посягало на лавры тюрьмы. Двадцать на десять бетонного пола, бетонный потолок, бетонные стены, тяжелая дверь, в которую мы вошли, и подобная же дверь, разве что чуть поменьше, напротив. И это все, если не считать деревянных скамеек вдоль стен и лампочки под потолком.
Никто не провоцировал меня на высказывания. Китаец пересек темницу и вторым ключом отпер вторую дверь.
Эта часть блокгауза аналогична предыдущей, только освещена куда лучше. Угол комнаты огорожен фанерой, для того, видимо, чтобы изолировать радары от ослепляющих ламп. Ровно гудит дизель-мотор. Труба, уходящая под потолок, выводит, видимо, наружу выхлопные газы. Два вентилятора. А между фанерной кабиной и генератором — консоль. Простая штуковина. Металлический ящичек с рацией. Ровный ряд кнопок, при каждой словесное обозначение и лам почка-индикатор. Первая мечена ярлыком: