— Запустишь «Сорокопута»? — спросил тихо Леклерк.
— Придет время, я убью тебя, Леклерк.
— Запустишь «Сорокопута»?
— Запущу, — кивнул я. — Но придет время, и я убью тебя.
«Ох! — подумал я. — Исполнить бы свою клятву хоть наполовину. На вторую половину!»
Я говорил Леклерку, что в пятнадцать минут смонтирую ракету и запущу ее. На деле работа длилась целый час. Как обычно, Бентолл ошибся.
Правда, на сей раз не по своей вине.
Какая уж тут вина, когда безжалостная боль мешает сосредоточиться на своих движениях. Какая уж тут вина, когда сводящая с ума ярость застилает глаза так, что и собственные записи не разберешь, когда правая рука — практически все приходилось делать правой рукой — трясется так, что ни часовой механизм толком не отрегулировать, ни провода не пропустить через пазы, ни заложить воспламенитель в цилиндры с твердым топливом. И разве я виноват, что, заряжая шестидесятифунтовое взрывное устройство, вспотевшая рука обронила детонатор с гремучей ртутью, а та полыхнула с таким грохотом, таким ярким пламенем, что Хьюэлл, следивший за операцией, вполне мог спустить курок пистолета, направленного на меня.
Не повинен я и в том, что Леклерк заставил меня готовить обе ракеты вместе, и в том, что он приставил ко мне Харгривса и другого ученого, Вильямса, чтоб контролировали и фиксировали в блокнотах каждое мое движение, замкнув платформу крана с двух сторон.
Решение Леклерка о параллельном монтаже обеих ракет отражало логику его планов. Застращав Харгривса и Вильямса расстрелом — их самих и их жен, — он запретил ученым переговариваться и обеспечил тем самым точность хронометража, полное, поддающееся проверке совпадение заметок.
Успех первого запуска должен был, таким образом, гарантировать надежность второй ракеты.
Параллельный монтаж обеих ракет преследовал, разумеется, и другую цель: как можно скорее объявить мне смертный приговор. Кабы Леклерк намеревался прихватить меня с собой вместе с Остальными, не стал бы вешать мне на шею двойную нагрузку. Тем более, что «Неккар» в последних радиограммах проявлял все большее нетерпение — вплоть до отмены запуска.
Не скажу, что меня так уж интересовало само провозглашение приговора. Я интересовался сроками.
Незадолго до двух я спросил Хьюэлла:
— Где ключи к ящику самоликвидации?
— Все готово? — удивился он. Дело в том, что завершающим штрихом монтажа должно было стать приведение в боевую позицию двух рубильников.
Одного — замыкающего систему возгорания, второго — систему самоуничтожения с шестидесятьюфунтовым зарядом тринитротолуола, Второму рубильнику придан предохранитель и замок, отпираемый специальным ключом.
— Готов, да не совсем. Рубильник выбился из гнезда. Надо его осмотреть.
— Подожди. Я спрошу Леклерка. — Бдительный страж-китаец остался, а он ушел и вскоре вернулся с Леклерком.
— Опять задержка? — нетерпеливо спросил Леклерк.
— На пару минут. Нужен ключ.
Он жестом вызвал лифт, отстранил ученых с их блокнотами, взгромоздился на платформу рядом со мной.
— В чем дело? Замышляешь диверсию? Отчаянную выходку отчаявшегося авантюриста?
— Дерни рубильник собственной рукой, — огрызнулся я. — Он не двигается.
— Без ключа он не должен срабатывать на полную катушку, — прорычал Леклерк.
— Его намертво заклинило.
Он проверил. Рубильник едва поддался. Леклерк, склонив голову, отдал мне ключ. Я отпер замок. Отвинтил четыре гайки, удерживающие на месте чехол рубильника, изловчился при помощи монтировки сдвинуть медную проволочку под чехлом. Стандартный рубильник — рычаг да пружина. Когда ручку рубильника подают вправо, два смежных бегунка смещаются от ограничительных зажимов справа к подвижным слева. Туман в глазах и дрожь в руке мешали мне сосредоточиться. Все же я сумел отвинтить ручку, повернул рубильник, как бы возвращая бегунки в исходное положение. И привинтил рубильник.
— Погрешности конструкции, — кратко подытожил я. — Наверное, во второй то же самое.
Леклерк молча кивнул, подозрительно следя за моими движениями. А я зачехлил рубильник и пару раз подергал его, демонстрируя, как лихо он теперь действует.
— Закончил? — спросил Леклерк.
— Нет еще. Осталось установить часовой механизм на второй ракете.
— Перебьемся. Давай-ка запустим эту прямо сейчас. — Он закинул голову, выясняя, как Фарли с каким-то помощником возятся с аппаратурой автоматического управления и наведения. — Черт возьми, чего они там возятся? Что ему мешает?
— Ничто ему не мешает, — сказал я. Мы с Фарли составляли прекрасный дуэт. У обоих лица в ссадинах, переливающихся всеми цветами радуги. Его краски даже живописнее моих. Но, уверен, через двадцать четыре часа они поблекнут, ничего от них не останется, тогда как мои... Но двадцати четырех часов в моем распоряжении не имелось. — Он давно все доделал.
Просто он из породы людей, которые тянут с уходом из дому до последней минуты, проверяя, закрыты ли краны. — Я прикинул: если рывком столкнуть Леклерка, возможно, он, пролетев десять футов, сломает себе на бетонном полу шею. А возможно, не сломает. Тогда мне не жить и двадцати четырех секунд, не говоря уже о двадцати четырех часах. Пушка Хьюэлла смотрит своим жерлом на меня неотрывно.
— Что ж, значит, начнем. — Леклерк повернул ключ, повернул рубильник в позицию «Заряжено», вынул ключ, закрыл и запер люк ракеты. Лифт нырнул вниз. Леклерк подозвал к себе охранника:
— Передай распоряжение радисту: надо отправить депешу — запуск через двадцать минут.