Черный крестоносец - Страница 40

— Ничего лучшего не придумать! — признался я честно.

Он снова вложил всю свою разрушительную энергию в колокольчик.

Принесли бренди. Пациент ожил.

Он выждал, когда я выцежу половину порции, после чего спросил:

— Может быть, мне следовало бы вновь осмотреть вашу щиколотку?

— Спасибо, но кажется, в этом нет необходимости, — беззаботно откликнулся я. — Мэри ее врачевала нынче утром. Мне выпало счастье стать супругом квалифицированной сестры милосердия. Кстати, говорят у вас беда. Нашлась ваша собака? — Пропала — и никаких следов. Очень печально, очень огорчительно! Доберман — я так к нему привык. Да, так привык. Не представляю, что с ним могло при ключиться. — Он беспокойно затряс головой, налил себе и Мэри по чуточке шерри, присел рядом с ней на кушет ку. — Боюсь, произошло несчастье. — Несчастье?! — Мэри уставилась на него широко от-крытыми глазами. — На этом мирном милом острове? j — Боюсь, змея. Здешние гадюки весьма ядовиты, южная часть острова ими буквально кишит. Попадаются они и среди скал у подножия горы... Карла — моего пса — могла укусить гадюка. Между прочим, я хотел вас предупредить... ни в коем случае не забредайте в те края. Чрезвычайно опасно! Чрезвычайно опасно!

— Гадюки!.. — Мэри вздрогнула. — Скажите, а сюда, к домам, они не подбираются?

— Упаси Боже. Вроде бы нет. — Профессор как бы по рассеянности нежно погладил ее руку. — Нет надобности волноваться, моя милая. Они испытывают отвращение к фосфатной пыли. Так что примите за правило ограничивать свои прогулки близлежащей территорией.

— Разумеется, — торопливо изъявила согласие Мэри. — Но скажите, профессор, если гадюки расправились с собакой, ее труп ведь отыщется?

— Не обязательно, если, например, беда случилась среди скал в предгорьях. Там такое нагромождение камней! Хаос! И потом пес, возможно, еще вернется.

— А не мог он уплыть? — высказал я предположение.

— Уплыть? — профессор наморщил лоб. — Ваша мысль от меня ускользает, мой мальчик.

— Любил он воду?

— Вообще говоря, любил. О Господи, кажется, вашими устами глаголет истина. Лагуна кишмя кишит тигровыми акулами. Настоящие чудовища. Длина иных — целых восемнадцать футов. Причем по ночам они подплывают поближе к суше, видимо, так и случилось! Видимо, так и случилось! Бедный Карл!

Чудовище наверняка перекусило его пополам! Что за печальная кончина для пса! Что за кончина! — Визерспун трагически покачал головой и откашлялся. — Боже, как мне будет его не хватать! Он ведь был мне не просто верным псом. Он был мне другом! Настоящим, добрым другом.

Несколько минут мы просидели молча, в траурной тишине, воздавая последние почести этому рухнувшему столпу собачьей преданности. А потом принялись за ленч.

День еще не завершился, но солнце уже перевалило за гору, когда я проснулся. Проснулся свеженьким, отдохнувшим. Рука, правда, еще болела и ныла, но пульсирующая мука нынешнего утра отпустила меня. Если я лежал без движения, дискомфорт практически не ощущался.

Мэри еще не вернулась. Они с профессором после ленча отправились ловить тревалли в сопровождении двух парней-фиджийцев. Я пошел досыпать.

Профессор удостоил и меня приглашения, но акция эта явно была вынужденной: дипломатический жест вежливости, не более. У меня в полдень не хватило бы сил вытащить из воды сардину. И они ушли без меня.

Профессор Визерспун разразился извинениями и сожалениями, выражая надежду, что я не против его прогулки с моей женой. Я попросил его не волноваться, пожелал им веселого времяпрепровождения. А он одарил меня странным взглядом, скрытая суть которого до меня так и не дошла. И теперь меня мучило тревожное чувство, будто я оступился, шагнул не туда и не так. Но разобраться в обстановке я не успел. Очень уж он интересовался этой тревалли, если умолчать о Мэри.

Я умылся, побрился, стараясь стать к их возвращению более респектабельным, чем в первой половине Дня. Видимо, нынче тревалли плохо шла на наживку. Но, кажется, они нимало не огорчались по сему поводу.

Профессор в этот вечер продемонстрировал отличную форму: доброжелательный интеллектуал хозяин, располагающий огромным запасом занимательных историй. Он и впрямь превзошел самого себя, и не требовалось сверхъестественных дедуктивных усилий, чтобы понять: старается он отнюдь не ради меня или Хьюэлла, сидевшего напротив меня в мрачном расположении духа. Мэри смеялась, улыбалась, болтала. По говорливости она сейчас вполне сравнялась с профессором. Она могла послужить живым доказательством того, насколько заразительны его обаяние и хорошее настроение. Что до меня, то перед дневным сном я проделал серьезную мыслительную работу и пришел к весьма устрашающим выводам.

Меня нелегко испугать, но я точно знаю, когда следует пугаться. А наиболее подходящее для этого время — когда вы узнаете, что вам вынесен смертный приговор. Так вот, мне был вынесен смертный приговор. На сей счет у меня не оставалось ни малейших сомнений.

Обед завершался. Я изобразил попытку встать на ноги. Потянулся к костылям, поблагодарил профессора за угощение, сказал, что мы в вечерние часы вряд ли рискнем злоупотреблять его добротой и гостеприимством, что человек он занятой. Он запротестовал, но не слишком яростно, и поинтересовался, не прислать ли нам на квартиру каких-нибудь книжек. Я выразил ему признательность, но сказал, что предпочел бы перво-наперво пройтись по берегу. Он зацокал языком: не переборщу ли я, не чересчур ли большую взваливаю на себя нагрузку. Я ответил, что, глянув на меня мимоходом из окна, он сможет удостовериться, сколь бережно я отношусь к собственной персоне. Тогда он, поколебавшись, изъявил согласие. Мы пожелали им спокойной ночи и удалились.